Они смотрят на меня. Они все смотрят на меня, и раз уж на свете есть боги, то кто это, если не мы?
Пахнет порохом. Пахнет потом. Терпкий запах десятков подмышек перемешивается в воздухе, обрушиваясь на меня густой грязной лужей. Я захлебываюсь в их страхе, он заползает в рот и скользит по спине холодными тягучими каплями.
Пальцы Водки ложатся на плечо, выдергивая из странного наваждения. Нет уж, это ваш ужас, а не мой. Я разворачиваюсь и выхожу из библиотеки. Ботинки поскрипывают грубой кожей, и я чувствую, как вздувается заполненный жидкостью пузырек чуть выше большого пальца. Что же, мозоль - небольшая плата за наш маленький триумф. Мы идем взрывать чертову бомбу, наше бесполезное детище, выбравшее мирный путь. Дилан плетется где-то далеко позади, только-только завершив свои дела. Надеюсь, у него не так ноют плечи от отдачи. Надеюсь, его гнев еще туманит голову, не уступая место саднящей пустоте.
Я вхожу в пустой буфет, окидывая взглядом беспорядочно раскиданные стулья. Интересно, войдет ли эта сцена в какой-нибудь фильм про нас? Уж я бы точно не поленился погонять играющего меня актера туда-сюда по лестнице. Пусть старается спускаться с самым безмятежным выражением лица. Не таким, как у меня сейчас.
Наконец-то дошел. Ну что, Водка, разрядим пару обойм по взрывчатке-предательнице? Неплохой способ умереть, а?
...
Пульс стучит в раздувшейся вене на виске. Я выпускаю пулю за пулей по шкафчикам, стенам и гаснущим лампам. Кажется, само здание стонет от боли и беспомощности. Что же, теперь твоя очередь чувствовать себя покореженной и уродливой, дорогая школа.
Мы могли бы ворваться в любой кабинет и заставить их головы полопаться как надутые бумажные пакеты. Но когда вам страшно, вы всегда возвращаетесь туда, где все получилось, не так ли?
Библиотека встречает нас распахнутым беззубым ртом дверей. Распластанные под столами тела - свидетельство нашего могущества. Наверное, я должен чувствовать радость, но я чувствую лишь нарастающую усталость в подрагивающих руках и боль в носу. Самое время огрызнуться, стреляя по копам. По счастливым людям с семьями и будущим, которых уж точно никто не смеет унижать. Я зажимаю пальцем спусковой крючок, почти не глядя на маленькие фигурки внизу. Они смотрят на меня, они все смотрят на меня, но я не доставлю им удовольствия убить обезумевшего школьника. Никто из вас не сможет, с усмешкой отхлебнув пиво, выдать восхищенным друзьям: "это мой выстрел прикончил Эрика". Я все сделаю сам. По-пластунски отползая от окна к полкам, я выпрямляюсь и разглядываю лицо Дилана, вызывая в памяти дни нашей подготовки, наполненные мечтами и грубоватым смехом. Тогда это казалось еще одним сценарием Тарантино, отыграв который, главные актеры поднимаются, любимые всеми, и вытирают салфетками бутафорскую кровь с лица. В кожу упирается ствол, и я киваю - пора. По шее ползет капля пота, стекая за шиворот. Надо собраться с силами и сделать едва заметное движение пальцем, но тело замирает в душащем оцепенении. Ну же, Реб, почему твой подбородок дрожит от навалившегося страха? Я с отвращением кошусь на ружье, безразличное к тому, чью жизнь оно забирает в очередной раз. Просто еще один выстрел, Эрик, просто еще один выстрел.
Бах.
...
Я открываю глаза. Они смотрят на меня, они все смотрят на меня.
Что за черт? Может, пуля каким-то образом прошла, не задев мозг? Я передергиваю цевье и приставляю холодный металл дула к все еще дрожащему подбородку. Второй раз решиться куда сложнее, но окружившие меня глаза не оставляют выбора. Пальцы сжимают рукоять до побелевших костяшек, и я громко выдыхаю, зажмурившись. Бах.
...
Я открываю глаза. Они смотрят на меня, они все смотрят на меня. Ничего не понимаю, я же стрелял! Я точно помню мгновение нестерпимой разрывающей боли. Еще раз? Еще один чертов раз? Меня разбирает нервный смех. Я хохочу, оскалившись на дымное помещение, как какое-нибудь испуганное животное. Пальцы на ногах поджимаются, и я упираюсь лбом в маленькое черное отверстие своего помповика. Бах.